Теорема / Teorema (1968)
Год: 1968
Название: Теорема
Оригинальное название: Teorema
Производство: Италия, Aetos Produzioni Cinematografiche, B.R.C. Produzione S.r.l.
Жанр: драма
Режиссер: Пьер Паоло Пазолини
Актеры: Сильвана Мангано, Теренс Стэмп, Массимо Джиротти, Анн Вяземски, Лаура Бетти, Андрес Хосе Крус Сублетт, Нинетто Даволи, Карло Де Мейо, Аделе Камбрия, Луиджи Барбини
Описание: Семейство крупного миланского промышленника ведёт богатую, но скучную и неинтересную жизнь. Всё меняется в один момент, когда в их дом заявляется Посетитель – мужчина, которого можно принять за ангела, демона, мессию или иное мистическое существо. Он проводит в доме всего несколько дней, но кардинально меняет жизнь всех живущих в нём людей. После исчезновения Посетителя жители дома пытаются восполнить свою внутреннюю пустоту. Служанка является единственной, кто обладает некой способностью понять истинное значение действий Посетителя. Под его влиянием она оставляет дом промышленника и отправляется в провинцию...
Продолжительность: 01:38:42
Перевод: профессиональный многоголосый, любительский одноголосый
Язык озвучки: русский, итальянский, английский
Субтитры: русские, английские
- Подсчитано, что в фильме произносится только 923 слова.
- Процесс по обвинению фильма в непристойности закончился оправдательным вердиктом. Судья обосновал своё решение следующим образом: «Волнение, которое я испытал при просмотре, носило не сексуальный, а исключительно идеологический и мистический характер. Поскольку речь, бесспорно, идет о произведении искусства, оно не может быть непристойным».
Положительная рецензия24 сентября 2008 в 19:20прямая ссылка
Если откровенно, Теорема смотрится как нечто нецелостное, разбитое на неравные куски, а когда не проплывает и десяти минут хронометража, уже закрадывается подозрение, будто кино бесцельно состряпано. Лишь потом, уже после просмотра, внутренний голос шепчет, что все нецелостное в фильме чудесным образом собирается в острый укол, направленный на социум. Режиссер здесь с каким-то нездоровым удовольствием нападает на порочные общественные нормы. Причем цель схо
жа с той, что Пазолини поставит в Сало – позиция против устоявшихся отношений между классами, в которых нет работодателей и рабочих, обычных состоятельных и простых бедных, а есть господа и рабы. Только в Сало эта идея будет подаваться на примере нацистов, и скорее изобличаться, а в Теореме она бытует как история богатой семьи и утрируется. Если утрирование вообще применимо к аллегоричности, которая настолько же полно использовалась Пазолини, насколько показательно цензура предпочитала ее не замечать. Начинается фильм с обособленного эпизода, где итальянские корреспонденты берут интервью у рабочих. Им директор отдал во владение фабрику, тут же породив вопросы о нравственности приема подарков господ, перетекающие в социальные обвинения. Для общества передача фабрики не более чем циничная попытка буржуазии разрастись, но для изумленных собственным бесчеловечием господ – для которых оно, однако, не объект стыда перед кем-то, а источник страданий – толи такое реверсивно-нивелированное извинение за собственную буржуазность перед простыми рабочими, толи обряд нелепой надежды на прощение от тех, в кого не верят, или любовь, которую не чувствуют. А по Пазолини буржуа любить не могут в принципе – они безвозвратно растворены во власти над чужими жизнями. И как следствие, буржуазия, будучи щедрой с народом в той же мере, в какой и мстительной, если этим не искупает перед ним подсознательную вину, то делает частью себя и таким образом лишает привилегии обвинителя. В дальнейшем фильм лишь сжимает эту идею до масштабов одной буржуазной семьи. Уже сначала Visitor (Стэмп), пусть до этого и было сказано, что он лишь гостит у буржуа, выглядит отнюдь не жертвой, а провокатором мифического инцеста со служанкой, здесь как-то явно и без сопротивлений воли согласившейся сыграть роль матери - взрослой женщины, которая почти агрессивно проявляет заботу о равнодушном госте, стремясь к нему, но не достигая. Потом Visitor уверенно раздевается под смущенными голубыми взглядами, заставляет женщин и мужчин терять над собой контроль, подавляет волю прислуги и членов семьи, вплоть до завершающей линии главы семейства, с которым Пазолини себя, надо думать, в качестве свойственных ему вызовов общественности, открыто ассоциирует. Открытость, разумеется, напоказ, через имя и сексуальные желания. Но вопреки сказанному, насчет Visitor’а важно уточнить вот что – персонаж он по сути неживой, нереальный, оболочка для образов, и если вокруг него богатые пусть не живут, но хотя бы существуют, то он попросту присутствует среди них постольку, поскольку они впадают в зависимость и страдают. И цель Visitor’а привычна для Пазолини – разрушение, только не том смысле, в котором человек приходит и рушит что-то чужое, здесь суть разрушения в самоуничижении. Visitor не инициатор страдания, а лишь его воплощение. Фактически не он заставил страдать семью, это их страдание создало его. Потому не знаю, можно ли назвать Теорему фильмом о любви, во всяком случае, таким, какими все мы привыкли видеть фильмы-о-любви, если любовь здесь играет определяющую роль своего абсолютного отсутствия. И Visitor посреди мечущихся буржуа - как символ недоступного и гнетущего; то, к чему привел он семью, любовь нормальных людей привести не способна. Сам Visitor таким образом есть не любовь, как и чувство семьи к нему есть не любовь, а запутанное нездоровое вожделение очерствевших господ; высушивающая жажда того, чего они неспособны вкусить. Однако семья по-прежнему стремится к мнимому утолению, и в финале зрителя буквально накрывает лавина религиозности, в которую из последних сил, вплоть до самопожертвования, окунаются герои. И вся эта абсурдная церковная кульминация здесь лишь замаскированная под грубую и неотесанную карикатуру на христианство карикатура на нелепых господ, рвущихся в церковь, жаждущих бога и любви, без понимания, без знаний, обреченных на духовный провал и по-плохому смешных в своем безнадежном рывке к равнодушному небу. В доказательство этому финальный эпизод откидывает идеи бога и спасения, показывая абсолютное одиночество, когда истошный крик отчаяния посреди безлюдной пустыни уже ни к чему не взывает, а лишь обозначает какое-то животное исступление. Теорема пронизана тем, что легко можно принять за несдержанный гнев, за озлобленную жалость к придуманным буржуа из-за их страданий, исходящих от власти. Утверждая ее в качестве безусловного мучения, Пазолини вроде бы закрывает глаза и мстит негативу реальности примитивно, безразлично к правде, через показ наигранной проблемы, которая совсем не факт, что знакома буржуазии. И Пазолини, реши он преподносить Теорему, как назидание, действительно оказался бы бессилен перед неколебимым станом власти, не сумел бы шокировать господ примером гипертрофированной в своем невозможном падении семьи, которую, если бы пришлось назвать серьезным предостережением, восприняли бы лишь нелепой пародией, а автора шутом. Поэтому вывод здесь ясен: Теорема не документальный взгляд на классовую политику или отношения; не урок для буржуазии; даже не столько самоуспокоение автора. Цель Теоремы – циничная и пугающая карикатура. Пазолини, кого бы ни критиковал, уже не обращается к ним, не просит одуматься или искать компромисс. Ему проще до неузнаваемости изуродовать их облик и, не стыдясь, показать обществу, в мировоззрении которого тут же произойдет надлом, и отталкивающая карикатура накрепко вцепится в свою жертву, став ее лицом и дурной славой. Получается, Теорему в каком-то смысле можно расценить и самоиронией, пародией Пазолини на себя и свой метод социальной борьбы. Есть еще кое-что немаловажное: на протяжении фильма всплывают унылые виды природы, сопровождаемые религиозными цитатами, где «бог» своеобразная ссылка на Visitor’а с его бездонным взглядом и внушаемой миру любовью. Или, чтобы не противоречить, здесь богом так же ссылаются на Visitor’а, как миром ссылаются на буржуа, т.е. карикатурно. И после просмотра задумываешься об истинной роли этого образа. Ведь такого окологениального нетрадиционного мужика и критика религии, как Пазолини, где-то в глубине души должен был возбуждать Иисус. Это можно назвать своеобразной латентной верой через противодействие, или очередным проявлением того трогательного синдрома, когда воинственный противник церкви и ненавистник Библии впадает в состояние полнейшей необъяснимой эйфории оттого, что использует, словно запретный плод, в своем творчестве образ Иисуса. И Стэмп в Теореме, всецело играя роль палача для господ, становился манящим прообразом бога для Пазолини, который, похоже, кусал локти, сидя в режиссерском кресле. Вот такая теорема.
жа с той, что Пазолини поставит в Сало – позиция против устоявшихся отношений между классами, в которых нет работодателей и рабочих, обычных состоятельных и простых бедных, а есть господа и рабы. Только в Сало эта идея будет подаваться на примере нацистов, и скорее изобличаться, а в Теореме она бытует как история богатой семьи и утрируется. Если утрирование вообще применимо к аллегоричности, которая настолько же полно использовалась Пазолини, насколько показательно цензура предпочитала ее не замечать. Начинается фильм с обособленного эпизода, где итальянские корреспонденты берут интервью у рабочих. Им директор отдал во владение фабрику, тут же породив вопросы о нравственности приема подарков господ, перетекающие в социальные обвинения. Для общества передача фабрики не более чем циничная попытка буржуазии разрастись, но для изумленных собственным бесчеловечием господ – для которых оно, однако, не объект стыда перед кем-то, а источник страданий – толи такое реверсивно-нивелированное извинение за собственную буржуазность перед простыми рабочими, толи обряд нелепой надежды на прощение от тех, в кого не верят, или любовь, которую не чувствуют. А по Пазолини буржуа любить не могут в принципе – они безвозвратно растворены во власти над чужими жизнями. И как следствие, буржуазия, будучи щедрой с народом в той же мере, в какой и мстительной, если этим не искупает перед ним подсознательную вину, то делает частью себя и таким образом лишает привилегии обвинителя. В дальнейшем фильм лишь сжимает эту идею до масштабов одной буржуазной семьи. Уже сначала Visitor (Стэмп), пусть до этого и было сказано, что он лишь гостит у буржуа, выглядит отнюдь не жертвой, а провокатором мифического инцеста со служанкой, здесь как-то явно и без сопротивлений воли согласившейся сыграть роль матери - взрослой женщины, которая почти агрессивно проявляет заботу о равнодушном госте, стремясь к нему, но не достигая. Потом Visitor уверенно раздевается под смущенными голубыми взглядами, заставляет женщин и мужчин терять над собой контроль, подавляет волю прислуги и членов семьи, вплоть до завершающей линии главы семейства, с которым Пазолини себя, надо думать, в качестве свойственных ему вызовов общественности, открыто ассоциирует. Открытость, разумеется, напоказ, через имя и сексуальные желания. Но вопреки сказанному, насчет Visitor’а важно уточнить вот что – персонаж он по сути неживой, нереальный, оболочка для образов, и если вокруг него богатые пусть не живут, но хотя бы существуют, то он попросту присутствует среди них постольку, поскольку они впадают в зависимость и страдают. И цель Visitor’а привычна для Пазолини – разрушение, только не том смысле, в котором человек приходит и рушит что-то чужое, здесь суть разрушения в самоуничижении. Visitor не инициатор страдания, а лишь его воплощение. Фактически не он заставил страдать семью, это их страдание создало его. Потому не знаю, можно ли назвать Теорему фильмом о любви, во всяком случае, таким, какими все мы привыкли видеть фильмы-о-любви, если любовь здесь играет определяющую роль своего абсолютного отсутствия. И Visitor посреди мечущихся буржуа - как символ недоступного и гнетущего; то, к чему привел он семью, любовь нормальных людей привести не способна. Сам Visitor таким образом есть не любовь, как и чувство семьи к нему есть не любовь, а запутанное нездоровое вожделение очерствевших господ; высушивающая жажда того, чего они неспособны вкусить. Однако семья по-прежнему стремится к мнимому утолению, и в финале зрителя буквально накрывает лавина религиозности, в которую из последних сил, вплоть до самопожертвования, окунаются герои. И вся эта абсурдная церковная кульминация здесь лишь замаскированная под грубую и неотесанную карикатуру на христианство карикатура на нелепых господ, рвущихся в церковь, жаждущих бога и любви, без понимания, без знаний, обреченных на духовный провал и по-плохому смешных в своем безнадежном рывке к равнодушному небу. В доказательство этому финальный эпизод откидывает идеи бога и спасения, показывая абсолютное одиночество, когда истошный крик отчаяния посреди безлюдной пустыни уже ни к чему не взывает, а лишь обозначает какое-то животное исступление. Теорема пронизана тем, что легко можно принять за несдержанный гнев, за озлобленную жалость к придуманным буржуа из-за их страданий, исходящих от власти. Утверждая ее в качестве безусловного мучения, Пазолини вроде бы закрывает глаза и мстит негативу реальности примитивно, безразлично к правде, через показ наигранной проблемы, которая совсем не факт, что знакома буржуазии. И Пазолини, реши он преподносить Теорему, как назидание, действительно оказался бы бессилен перед неколебимым станом власти, не сумел бы шокировать господ примером гипертрофированной в своем невозможном падении семьи, которую, если бы пришлось назвать серьезным предостережением, восприняли бы лишь нелепой пародией, а автора шутом. Поэтому вывод здесь ясен: Теорема не документальный взгляд на классовую политику или отношения; не урок для буржуазии; даже не столько самоуспокоение автора. Цель Теоремы – циничная и пугающая карикатура. Пазолини, кого бы ни критиковал, уже не обращается к ним, не просит одуматься или искать компромисс. Ему проще до неузнаваемости изуродовать их облик и, не стыдясь, показать обществу, в мировоззрении которого тут же произойдет надлом, и отталкивающая карикатура накрепко вцепится в свою жертву, став ее лицом и дурной славой. Получается, Теорему в каком-то смысле можно расценить и самоиронией, пародией Пазолини на себя и свой метод социальной борьбы. Есть еще кое-что немаловажное: на протяжении фильма всплывают унылые виды природы, сопровождаемые религиозными цитатами, где «бог» своеобразная ссылка на Visitor’а с его бездонным взглядом и внушаемой миру любовью. Или, чтобы не противоречить, здесь богом так же ссылаются на Visitor’а, как миром ссылаются на буржуа, т.е. карикатурно. И после просмотра задумываешься об истинной роли этого образа. Ведь такого окологениального нетрадиционного мужика и критика религии, как Пазолини, где-то в глубине души должен был возбуждать Иисус. Это можно назвать своеобразной латентной верой через противодействие, или очередным проявлением того трогательного синдрома, когда воинственный противник церкви и ненавистник Библии впадает в состояние полнейшей необъяснимой эйфории оттого, что использует, словно запретный плод, в своем творчестве образ Иисуса. И Стэмп в Теореме, всецело играя роль палача для господ, становился манящим прообразом бога для Пазолини, который, похоже, кусал локти, сидя в режиссерском кресле. Вот такая теорема.
Положительная рецензия12 октября 2009 в 17:12прямая ссылка
Притча о сеятеле
Один умный человек сказал, что каждый Писатель должен быть сильно ушибленным на свою тему, на что бы он не смотрел - он везде видит своё; а иначе ничего не получится. Нечто похожее - тоже своего рода ушибленность, в разумных только пределах, - должно быть и у Читателя. Ведь если он не находит никакой своей темы в данном произведении искусства, то оно просто проплывает мимо него, не совершишв никакой работы в пассивном созерцателе. Так что моя рецензия на 'Теорему' Пазолини ни в коей мере не является объективной попыткой анализа фильма. Я хочу рассказть о том, что я захотел увидеть в этой замечательной картине. Прежде всего я увидел прекрасную лаконичность. Это не минимализм, а именно лаконичность. Фильм максимально краток, настолько, чтобы ясно выразить свою идею. Всё остальное: красивые виды и планы, диалоги, не касающиеся дела, черты эпохи, второстепенные линии, даже психологическая прорисовка персонажей - всё безжалостно выброшено в мусорный ящик. Пустыня и голос за кадром: 'Бог убедил людей жить в пустыне' - вот утверждение которое требуется доказать в течение следующих 95 минут. Для итальянского кинематографа задача вовсе не новая, но доказательство, которое выбирает Пазолини поражает своей простой и изяществом, в сравнении с романными формами 'Сладкой жизни' и 'Красной пустыни'. В дом богатого капиталиста приходит гость - красивый молодой человек, с беспристрастными серо-голубыми глазами. Любого, кто видит его странным мистическим образом охватывает неудержимое вожделение, которое он тут же со снисходительной и понимающей улыбкой удовлетворяет. А потом Гость уезжает. Жизнь каждого члена семейтсва рушится. Соприкоснувшись с магическими фалосом Гостя у них открываются глаза: человек у которого, было много друзей, понимает, что чувствует себя всем чужим, женщина, стремившаяся ко многим вещам, осознаёт, что в жизни её ничего интересует. Каждый осознаёт, что он живёт в пустыне, и пустыня, пустота - внутри него. Теорема доказана, но что делать с этим дальше? Молодой художник, сын капиталиста, уходит с головой в бессмысленное творчество, в надежде обмануть всех и вся, показаться гениальным, лишь бы скрыть убожество своего занятия. Его сестра ложится на кровать и перестаёт общаться с миром, даже двигаться. Мать разъезжает по дорогам, вступая в сношения с первыми встречными парнями. Отец семейства дарит свой завод рабочим и раздевшись на вокзале уходит, как в фильме Линча, в свою внутреннюю империю, которая, конечно же - безлюдная, выжженная пустыня, почти как и его заводы. И только служанка Эмилия, осознав свою пустоту находит способ наполнить её. Она становится святой. 'Теорема' - пожалуй, самый провокативный, самый шокирующий фильм из всех что я смотрел. Триеровский 'Антихрист' не стоит с ним и рядом. У Триера человек показан сильным целеустремлённым безжалостным животным. Человек у Пазолини - хрупкая облочка, куда можно одним взглядом вложить любой разврат. Триер показывает разврат тела, подавившего, усыпившего дух, отодвинувшего его куда-то на второй план. В каритне Пазолини мы видим обессиленный дух, не способный сопротивляться растлению и влекущий тело вслед за собой. И это по-настоящему страшно. О чём этот фильм? Мне кажется, что всё о том же, о чём снимают и снимают кино в Западной Европе. О так называемом экзистенциальном одиночестве, которое является симптомом неверия, неприятия Бога. Можно построить довольно уютный мир, отгородиться комфортом и развлечениями от всех крайних, проклятых вопросов, не замечать пустыни внутри себя, и считать, что хорошо устроился. Но рано или поздно придёт Сатана и одним взглядом поработит тебя, одним движением заберёт твою душу. Не знаю, такой ли посыл вкладывал Пазолини в своё творение, но я благодарен ему именно за эти мысли. P.S.. ..и Джузеппе Руццолини за прекрасную операторскую работу! 9 из 10
Regina Duarte
https://www.kinopoisk.ru/name/313181/
http://ancensored.com/celebrities/Regina-Duarte
